Теперь я был очень похож на не очень белого медведя. Я даже тихонько порычал для важности и пошёл знакомиться. По дороге я так размечтался о своей красоте, что не заметил, как подкатился под самый нос дорогого подарочка.

И тут стряслась беда.

Глаза у кота стали как две столовые ложки, он весь задрожал, зажал лапами нос и зашипел: «Ф-ф-ф, какой дух!» Потом стал на задние лапы, охнул и рухнул на спину. Упал — не дышит.

Я к нему:

— Ну, миленький! Ну, маленький! Ну, котик мой, не бойся, я тебя не съем! Я за тебя заступаться буду…

Поздно: усы уже не шевелились. Погиб! От страха погиб. «Эх, глупая моя голова! Глупый хвост! — стал проклинать я себя. — Как же я сразу не подумал, что такое может случиться?! Уж на что тётушка Марина большая, и то, видя меня, всегда в обморок падает… О горе, горе! Убийца я! Жестокий убийца!… Что теперь скажет тётушка Марина?! Она никогда мне этого не простит…»

Но только я произнёс имя тётушки Марины, как тут же воспрянул духом. Я вспомнил, что у неё есть волшебное средство на все случаи смерти, и решил немедленно этим воспользоваться.

ВОЛШЕБНОЕ СРЕДСТВО

Не успели ещё просохнуть слёзы на моих усах, как я уже сидел в домашней аптечке. Перебирая таблетки и пузырьки, я припомнил, что, когда тётушка Марина кричит «умираю!», она пьёт валерьянку.

Понадобилась одна минута, чтобы чудесная бутылочка очутилась перед погибшим котом. Я мигом выкусил пробку и капнул волшебным напитком на холодный сибирский нос.

Чудо произошло. Мой подарок широко раскрыл глаза и удивлённо посмотрел по сторонам. А через секунду он стал в сто раз живее, чем до своей смерти. Хвост и лапы его задрожали, глаза завертелись, нос стал шнырять из стороны в сторону. Наконец он догадался, откуда исходит волшебный запах. Он схватил дрожащими лапами бутылочку и давай лакать, примурлыкивать: «Мяу-мурляу! Лакау-мурляу!…» — И всю одним духом вымурлыкал.

Комната сразу пропахла валерьянкой. А кот стал на задние лапы, стукнул себя кулаком в пушистую грудь и заговорил так, будто у него в животе застрелял игрушечный пистолет: «Ик… Ик… Ик…»

— Ты знаешь, ик-то я такой? — спросил он меня.

— Не знаю, — притворился я.

— И я ик-не знаю, — сказал он. Потом покатал по полу пустой пузырёк и сказал: — А это ик-то такое?

— Валерьянка, — говорю.

— Эх, весёлая валянка! — сказал он, покатился колесом по полу и начал делать стойки на голове. А потом скосил глаза так, что один оказался между ушами, и спрашивает:

— Ты мне ик-друг?

— Друг, — говорю.

— А ты меня ик-уважаешь?

— Ик, — говорю, — очень. И если тебе нравится валерьянка, достану тебе ещё десять таких бутылочек.

Как бросится он ко мне — чуть не задушил от радости. А потом стал облизывать от хвоста до ушей. Тут я его спросил:

— А как тебя зовут?

— Кыц-ик, — говорит.

— А меня Мыц-ик, — отвечаю.

— Очень ик-приятно, — сказал он и протянул мне кончик своего хвоста.

Я с удовольствием пожал его и спросил:

— Ты меня теперь больше не боишься?

— Ик… не знаю, — сказал он, да как рявкнет: — Я теперь ик-никого не боюсь! — И пошёл на задних лапах по комнате.

«Удивительная вещь валерьянка! — подумал я. — Мёртвого оживила и на задние лапы подняла! Теперь я понимаю, почему тётушка Марина так свободно на задних ногах ходит…»

А котик мой разошёлся вовсю: завертел хвостом, как пропеллером, и хотел залететь на люстру. Потом стащил со стола скатерть, завернулся в неё, как в плащ, и запел какую-то кошачью арию.

Мне тоже захотелось иметь такой плащ, и я стал тащить скатерть с туалетного столика. Верный друг Кыцик тут же стал помогать мне, и на нас посыпались коробочки, помады, разные бутылочки, флаконы. Наша дружба сразу запахла всеми духами. Потом нас накрыла скатерть, и стало темно, как в моей норке.

В это чудное мгновение в комнату вошли тётушка Марина и Петя.

— Ага, попались! — радостно закричал Петя и бросился в нашу компанию. Тётушка Марина, конечно, тоже. И тут наша игра расстроилась, потому что в «кошки-мышки» лишние игроки не нужны. Кроме того, засиживаться в гостях, даже у соседей, не очень прилично, и я решил поспешить домой. Я заметил под скатертью щёлочку, крикнул Кыцику: «До завтра!» — и выскочил вон.

Уже из своей норки я услыхал, как тётушка Марина стала чем-то угощать Кыцика и приговаривать: «Вот тебе! На тебе! Вот тебе! На!»

И он сразу запел другую песню.

Больше я ничего не слыхал. Я так нанюхался валерьянки, что стал засыпать и в голову полезли разные весёлые сны. Например, в одном из них я чуть не съел своего Кыцика. Но наутро началась новая, не очень радостная история.

КЫЦИК НАЧИНАЕТ ОХОТУ НА МЫШЕЙ

На рассвете я застал Кыцика в слезах.

— В чём дело? — спрашиваю. — Кто тебя обидел?

И Кыцик, жалобно всхлипывая, сказал:

— Тётушка Марина тычет меня носом во все углы и требует, чтобы я ловил каких-то мышей. А как я могу ловить каких-то мышей, если я их в жизни не видел?… Дорогой Мыцик, ты же очень умный, ты же всё знаешь — расскажи хотя бы, какие они с виду. Я тебе этого вовек не забуду!

— Конечно, с охотой! — отозвался я. — Тебе просто повезло, что перед тобой стою именно я, а не кто-нибудь другой. Лучше меня никто не расскажет, какие бывают мыши…

Я уже хотел вытянуться перед ним во весь рост и сказать: «Смотри, это и есть тот, кого ты ищешь!», — но вдруг подумал: «А если он примет мои слова за шутку и не поверит? Слишком уж всё просто получится: только пожелал и — пожалуйста».

И я тут же нашёл самый чудесный и весёлый способ, как познакомить его с мышонком. Я вспомнил про свой живой портрет.

— Не поленись, — сказал я Кыцику, — залезь на туалетный столик тётушки Марины, там ты сразу увидишь мышонка и узнаешь, какими они бывают.

Кыцик не дослушал меня и бросился к туалетному столику. Он вскочил на него, и тут произошло самое неожиданное.

Я смотрел с пола на эту картину и удивлялся.

Сперва у Кыцика было такое выражение, словно он увидал там самого себя. А через мгновение шерсть на нём вздыбилась, хвост поднялся трубой, и он как зашипит: «Так вот какие мыши! Ну, берегись!»

И бросился вперёд.

Я от страха зажмурил глаза и открыл их только тогда, когда услыхал сильный удар, а затем звон разбитого стекла. Весь пол был усеян блестящими осколочками. Бедный Кыцик сидел на полу и жалобно пищал. На его лбу, точно третье ухо, торчала огромная шишка.

Мне стало очень жаль своего портрета, но ещё больше я переживал за беднягу Кыцика. И только я собрался его утешить, как в комнату влетел Петя. Он посмотрел на пол и затанцевал от восторга.

— Ура! — закричал он. — Теперь я богаче всех мальчишек! У меня сто зеркальных осколочков. Я каждый день буду пускать солнечных зайчиков.

Тётушка Марина тоже вбежала в комнату и набросилась на Петю. Она решила, что осколочки — это его работа. Но шишка на лбу Кыцика открыла ей, кто настоящий виновник.

Пете было приказано провести с Кыциком воспитательную работу и раз навсегда объяснить, чем он должен заниматься в доме.

Петя немедленно принялся за порученное дело.

КАК КЫЦИК ПОЙМАЛ ТЁТУШКЕ МАРИНЕ МЫШКУ

Не успел я утром вытянуть хвост из своей норки, как услыхал дрожащий голос Кыцика:

— Не подходи! Не подходи ко мне близко! Я уже всё знаю!

— Что знаешь? — спросил я.

— Я уже знаю, какие бывают мыши.

— Что же тут удивительного, — заметил я. — Мы с тобой знакомы не первый день, и потом, ты видал мой портрет.

Но Кыцик при упоминании о портрете только простонал и отвернулся.

— Как же ты всё-таки узнал об этом? — спросил я. — Объясни толком.

И Кыцик пропищал:

— Меня научил Петя. Он поймал меня, усадил за свой учебник и начал приговаривать: «Учись! Учись! Учись!…»

— Ну и что из этого?

— А то, что в учебнике был нарисован ты, а Петя без конца повторял: «Это мышь! Это мышь! Лови мышей!…» Теперь я знаю, кого мне надо ловить.